СЮР

Лина сама

           

 

-          Я – бестелесный призрак, он –

живой человек. Какой может быть яой?

Моя улыбка стала ещё шире и счастливее:

-          Лапочка, солнышко, рыбка, ну ты же не всерьёз

так низко оцениваешь моё воображение, правда?!

~Из меня

Прим. авторессы: Изначально фушиговская Вселенная дана такая же, как была, с одним "но". По времени фик – сразу после той овашки, где речь шла о Титири и Хикō. Так вот, "но" здесь – это то, что Хикō вернулся в физическом теле, как и всё остальное ситэннō Тэнкō.

Из переводов японизмов: "хоси" – монах. Остальное не важно.

По поводу концовки: поскольку идея фика родилась из эпизода, вынесенного в эпиграф, концовка весьма странно взаимодействует с концовкой "Дэмо има"..

Благодарность: Субоши. Если бы не устроенный им просмотр китайских фильмов, я бы не сел за вторую попытку написания сего фика. )) *в воздух* А ведь первая, точно помню, была весьма яойная…

Посвящение: себе. Оно – моё.

 

Серое наливается красками, бесцветное становится цветом… Оглушающая тишина милосердно заполняется негромкими разговорами тех, кто не хотят, чтобы им помешал кто-то посторонний, да смехом, да тихой музыкой…

"Где я?" – Титири опустил взгляд и понял, что на нём нет больше привычного монашеского одеяния, зато появился очень странный костюм, похожий на те, что Титири видел в мире своей мико. И место, где он очутился, тоже было похоже на тот мир…

Судзаку сэй сделал неуверенный шаг. Точно: ткань, из которой были сделаны штаны, мешала ходить.

(Перед мысленным взором всплыло лицо Миаки-тян: "Это джинсы, Титири, джинсы. Они удобные, только привыкнуть надо".)

Титири подёргал рукава. Шерстяной "джемпер", он видел такой на Тамахомэ.

Обувь была опять-таки похожа на ту, которую носил Тамахомэ: что-то сложносочинённое с узором верёвочек.

…И что же он делает в чуждом мире и чуждой одежде?…

- Титири.

Голос был лишь немного громче уровня шума, но Титири его услышал. И посмотрел в ту сторону, откуда голос исходил.

Человек, сидевший в полутёмном углу, поднял два пальца, чтобы точно быть замеченным. Этого, на самом деле, не требовалось: Титири уже сориентировался, и ощущения ки, на время странным образом запропавшие, теперь вернулись вновь.

Он подошёл и сел напротив.

- Накаго.

Сэйрюу сэйси кивнул в знак приветствия. В эту же минуту какая-то девушка (видимо, прислуга) поставила на их столик тарелку с чем-то. Чего-то было два.

- Это пирожное, - пояснил Накаго, беря одно. – Эклеры. Я заказал их, пока тебя ждал.

- Ждал меня, но да?..

- Да. Ты же не думаешь, что я оказался здесь случайно?

Титири покачал головой.

- Где мы?

- Тебе лучше знать.

- Э?..

- Тебе лучше знать.

Что удивительно, Титири почувствовал, что Накаго, скорее всего, прав. Однако, если он и бывал раньше в этом месте (память подкинула слово "кафе"), он его не узнавал.

- Зачем ты меня ждал, но да?

Накаго усмехнулся. Усмешка стала щитом, о который разбился вопрос.

- Ты не можешь ответить, - вдруг догадался Титири. – Иначе что-то пройдёт – неправильно.

В голубых глазах коротко блеснуло одобрение.

- Ты умён, - кивнул Сэйрюу сэй, явственно довольный озвученным фактом. – Так что, может быть, в конце концов всё пойдёт – правильно.

- Здесь что-нибудь будет происходить, но да? – монах огляделся.

Накаго ослабил узел …как же это называется?.. а, "галстука".

- Смотря что подразумевать под словом "здесь".

…И в этот момент "здесь" изменилось. Титири стоял на берегу пруда, в гладком зеркале которого отражалось полуденное солнце. Воздух был недвижим, природа притихла, сонно пережидая жаркие часы. На другой стороне пруда Судзаку сэйси с удивлением заметил свою мико; а рядом с ней – себя. Тот "он", что сидел рядом с Миакой-тян, снял маску и начал говорить. Титири знал, о чём он рассказывает.

- Хочешь уйти отсюда? – Накаго всё это время стоял за его плечом, по-прежнему одетый в костюм чужого мира: серо-голубая "двойка", белая рубашка, тёмно-серые галстук и ботинки. Титири поймал себя на том, что названия деталей одежды больше не кажутся для него странными; да и сам он тоже одежды не сменил.

- Почему ты так думаешь, но да?

- У тебя на лице написано.

Титири машинально дотронулся до щеки.

- Да. Уйдём.

…И они снова оказались в кафе.

- Ты бы съел эклер, - предложил Накаго, расправляясь со своим пирожным.

- Я не голоден, но да.

- И не любишь сладкого?

- Да нет, почему же…

Блондин пожал плечами. Титири пристально на него посмотрел:

- А вот у тебя голодный вид, но да.

- Не обращай внимания.

- Ты хорошо ориентируешься в этом мире.

- Может быть.

…Теперь они стояли позади другого Накаго и Сои, вместе с теми наблюдая за картинками, что показывала син Томо.

- Я так и думал, что ты любопытен, - поморщился Накаго, тот Накаго, что был рядом.

- Я? Нет…

- Да что ты? Ну тогда в ответ я тоже проявлю любопытство. – И Сэйрюу сэй положил руку на плечо Титири.

…Лил дождь, бушевала река, на берегу, вцепившись ногтями в лицо, метался человек в разорванной и перепачканной одежде. Вот он застыл на месте, не отрывая рук от лица, подняв голову к серому небу, пытаясь сквозь рыдания кого-то невнятно звать.

Накаго встал напротив.

- Эй. Титири.

Человек не отвечал.

- Эй, - уже громче повторил Сэйрюу сэй.

Человек отнял ладони от сочащихся алым ран. В оставшемся глазу жило безумие.

- Титири.

Взгляд визави прояснился.

- Накаго… зачем ты захотел увидеть это?

- Оно просто лежало на поверхности.

…Вернувшись в кафе, блондин принялся за второе пирожное, формально предназначенное для Титири. Сам монах молча водил зубочисткой по столешнице.

- Мы омываемся в воспоминаниях друг друга, словно в крови, - наконец произнёс он.

Сэйрюу сэй дёрнул плечом.

- Это ещё не кровь.

Судзаку сэй вдруг резко и недобро на него взглянул.

…В покоях царил полумрак. В них стоял удушающей густоты аромат благовоний, смешанный с мускусным запахом пота, перебивавшим даже благовония.

Грузная мужская фигура неуклюже поднялась с кровати. Мужчина достаточно небрежно поправил халат и, протянув руку, потрепал по щеке кого-то, оставшегося лежать на смятых простынях.

- Пойду отолью. – Мужчина хихикнул. – Ты утомил меня сегодня, малыш.

Тени быстро скрыли уходящего. Не зная точно, зачем ему это нужно, Титири сделал шаг к кровати, чтобы увидеть, кто на ней.

На кровати лежал мальчик лет четырнадцати-пятнадцати и бездумно глядел в потолок, не пытаясь одёрнуть непристойно задранный халат. На лбу слиплись от пота пряди светлых волос. Свет падал так, что прочесть выражение в глазах не представлялось возможным, но брови были слегка нахмурены.

Титири сделал ещё один шаг, и мальчик приподнялся на локте. Молочно-белая кожа словно светилась в полутьме, и странным образом сэйси находил это привлекательным, а не отталкивающим.

- Чего ты ждёшь? – спросил мальчик и дважды хлопнул ладонью рядом с собой. – Тебе нечего стесняться, для этого я здесь и нахожусь.

И в эту секунду Титири почувствовал, что его захватывает жуткая, звериная похоть, желание во всех отношениях утвердить власть над бледнокожим мальчишкой, сжать его тело так, чтобы услышать вскрик боли и стереть с этого лица малейший признак непокорности…

Когда Судзаку сэй пришёл в себя, оказалось, что он согнулся в три погибели у кровати, вцепившись в резной столбик так, что чудом было то, что столбик до сих пор не переломился. Пот крупными каплями падал со лба монаха, впитываясь в белые простыни. Мальчик с холодной насмешкой смотрел на него.

- Это так борются с искушением благочестивые буддисты? По-моему, искушение побеждает.

Титири с трудом поднял голову. Криво улыбнулся. Покачал головой.

- Скучал без меня? – Тени выпустили мужчину. Титири посторонился, чтобы тот не прошёл сквозь него. – Знаешь, лягу-ка я, пожалуй, спать. – Однако же возможности по-хозяйски ощупать мальчишку мужчина не упустил.

Из-за его плеча мальчик смотрел на Судзаку сэйси. В голубых глазах была ненависть.

…Лицо Накаго не отражало ни одного из испытываемых им чувств.

- Прости, - глухо сказал Титири.

- За что? Это были не твои эмоции, я перенёс на тебя то, что испытывал…

- …Император Кутō. Я знаю. Прости. Мне не следовало туда лезть.

- Ты нашёл то, что искал. Извинения этого не меняют.

Судзаку сэй ощутил головокружение.

- Ты – из голодных неупокоенных духов, Накаго? Я знаю, ты отобрал у меня часть силы.

- Попробуй меня изгнать, - предложил блондин. Монах вяло улыбнулся:

- Почему-то мне кажется, что сейчас так будет только хуже…

Голова Титири упала на руки, и он потерял сознание.

…Серое поле было бескрайним, бесконечным. Человек брёл по нему, пытаясь вспомнить, кто он и куда идёт. С каждой минутой всё сильнее сгущался туман, и вскоре человек уже не мог разглядеть поверхности, по которой шагает, и ему стало казаться, что он плывёт или летит. Сквозь туман мерцали блуждающие огоньки, постепенно приближаясь к человеку, и он не понимал, что они несут с собой опасность, пока один такой огонёк не прошёл сквозь его руку, оставив после себя неприятное склизкое ощущение и резкую потерю сил.

- …Живой… - прошептал кто-то у него над ухом.

- …Живой… живой… живой!.. – подхватили другие голоса с призрачным торжеством.

- …Живой… - огоньки окружили его плотным кольцом.

"Посох… у меня должен быть посох, им бы я отмахнулся от этих тварей!" – лихорадочно подумал человек. Но посоха в руке не было. Не было и чёток на шее, что могли бы послужить оберегом.

Перед ним разгорелся новый огонёк, в котором к мёртвому болотному свету примешивался свет жизни… И в жизни этой Титири узнал свою. Ему даже показалось, что вокруг огонька виден колеблющийся облик воина в пробитых доспехах.

- Моё, - веско обронил воин.

Огоньки заколыхались.

- Нечестно, - возмущённо зашептали они. – Ты уже выпил его жизни, отдай остальное нам, нам, нам…

- Моё, - повторил воин и угрожающе положил руку на меч.

- Отдай его, - огоньки тоже были упрямы. – Он слаб, он вот-вот погаснет, а мы ещё не получили своего…

На Титири водопадом обрушились образы. Река и кровь, исчезающее вместе с жизнью тепло друзей – одного, второго, третьего… Хрустальные слёзы, орошающие широкие рукава. Бессильно поднятая рука и ки, щедро разливающееся вокруг. Защита и смерть, смерть, которой было не избежать, но которая уничтожила всё, всё…

- НЕТ!!! – Он знал, что кричать нельзя, что этого от него и ждут, но ничего не мог поделать. – Я не хочу это помнить! Нет!

Его окружали люди… вечно голодные неупокоенные тянули к нему руки, их алчность преодолела их страх перед воином, и его они тоже окружили, хотя он и был одни из них; но в нём тоже была жизнь, и они  хотели выпить её всю, всю до капли, всю без остатка.

- Не-ет!

И вдруг воин исчез. На мгновение изумлённо замерли  все, но Титири немедленно понял, что эта бесприютная душа рвётся из него, и другие неупокоенные отшатнулись, когда полыхнули синие молнии глаз, и руки воина, тут же ставшие руками монаха, выбросили вперёд посох, и непонятно с чьих губ сорвались западные слова, прогоняющие тех, кто питался чужой жизненной энергией…

"Меня же учили этому заклинанию, - вспомнил Титири. Но откуда его знает он? …Нет, он не знал, он подтолкнул мою память и соединил силы…"

Волна то синего, то алого ки смела неупокоенных, а вместе с ними и туман, стелившийся по полю. Ещё секунда – и самого поля тоже не осталось. Не появлялось и кафе, и воин и монах висели в бесконечной пустоте, лишённой какой-либо жизни.

- Я нематериален, но да… - Как во сне, Титири смотрел, как окончательно разделяются их… что? души? образы?.. И, когда разделение произошло, облик Накаго вновь утратил чёткость очертаний: ки живого он порядком истратил.

- Спасибо, - сказал Судзаку сэй. Сэйрюу сэй мотнул головой, что-то отрицая.

…- Я понял, почему мне знакомо это место, - заметил монах, оглядывая кафе. – Я видел его… в мыслях умиравшего Норико. Тогда, когда нити, связывавшие его с нами, уже почти порвались.

- У каждого свои врата на тот свет, - Накаго устало откинулся на спинку стула.

- Я не умер, но да, - пожал плечами Титири. – Это я знаю. Но я знаю также, что я и не жив. Интересно, почему же я оказался в таком странном состоянии, на но да?..

Пальцы, машинально растиравшие лицо, наткнулись на загрубелую кожу шрамов.

- Надо же – я без маски, - с удивлением отметил монах.

- Ты был без маски всё это время, - бесстрастно проговорил Накаго. – Не обратил внимания?

- Нет… Почему же?.. Ах да, я ведь снял маску перед тем, как идти сражаться с Хикō…

Титири замер на полуслове. Сэйрюу сэй не спускал с него пристального взгляда.

- …Хикō… - беззвучно вымолвил монах. – Я пошёл сражаться с Хикō…

Сквозь кафе-наваждение серым замерцала пустота. Разговоры и шум затихли, все головы повернулись к Титири. На лицах людей читалось напряжение, словно люди ждали, что сейчас, в эту минуту, решится их судьба.

Судзаку сэйси… Титири… Ли Хōдзюн смотрел на свои руки.

- Я вышел сражаться с Хикō… и я его убил.

И мир рассыпался зеркальными осколками.

…В полузатопленной пещере раздавался яростный смех кисина. Третий из ситэннō мадзина Тэнкō – не просто душа, занявшая чужое тело, но мстительный демон, повелевающий водной стихией. В сфере умирала Миака-тян: воздуха у неё не осталось, и даже сан мико не мог ей ничем помочь. С трудом поднимался на ноги Тамахомэ-кун; Тасўки-кун, уже ослабленный предыдущей встречей с кисином, прижимал обе руки к животу – туда только что пришёлся удар. А сам Титири… сам Титири задумал умереть с демоном – во искупление того, что восемь лет назад не спас того человека, которым был кисин. Но двое Судзаку-но накама не дали ему лишить себя жизни – и пламя набросилось  только на Хикō. Однако…

…Он выжил. Он встал. Вкладывая всю оставшуюся силу, он нанёс удар по Судзаку-но мико, ради защиты которой его друг сумел превратиться из Хōдзюна в Титири. Ради защиты…

Четвёртый из Судзаку ситисэйси защитил её и в этот раз. Титири заслонил мико и послал вперёд свою силу. И сила эта превзошла силу кисина – и беспощадно ударила по Хикō.

- НЕ-ЕТ!!! ХИКО-О!..

А потом он держал на руках тело друга и чувствовал, как капля за каплей – капля за каплей – из того вытекает жизнь. Хикō не держал на него зла. Он рассказал даже, что на самом деле произошло тогда, восемь лет назад. Кōран, Хōдзюн, Хикō… Хикō, Хōдзюн, Кōран …

Хикō.

…И бешеный, звериный крик, от которого содрогнулся каменный свод пещеры, крик, раздавшийся в тот момент, когда душа Хикō отлетела. И застилающая всё вокруг чернота безумия, второй уже раз приходящая на помощь разуму, что не в силах справиться с реальностью.

- Титири!.. – проводил его во тьму зов Судзаку-но мико.

…Ощущение пощёчины.

- Не сметь. Смотри.

- Не хочу…

- Почему? Ты знаешь, что увидишь. Ты боишься взглянуть в лицо тому, кого убил?

Открываются глаза. Оба глаза – потому что духовные очи шрамом не запечатаешь. Да, надо смотреть. Смотреть и видеть…

…как человек, чьё тело было отдано Хикō, вновь возвращает себе собственное обличье. Это незнакомец; неизвестно, кем он был, и почему попался Тэнкō. Но это тело незнакомца – не тело Хикō – лежит на руках снова сошедшего с ума монаха.

Печальная усмешка.

- Я убил лучшего друга, которого хотел спасти… И отнял жизнь у другого, незнакомого мне человека. Хороший же из меня последователь Будды…

Нетерпеливо:

- Ты всё ещё не понял? Смотри: здесь нет ни кисина, ни того незнакомца. А ведь по меньшей мере один из них должен был бы был сюда попасть. Твой друг был уже мёртв, и ты его спас. Отказавшись принять это, ты только пошёл на поводу у Повелителя лжи.

- Как ты невзлюбил Тэнкō, но да… А ведь он твой бог, нэ?

- Он был богом моего племени, да. И тем, кому я служил. Всё это осталось в прошлом.

- Кажется, я понял, почему ты так к нему относишься.

- Титири.

- Извини.

…- Ты вроде бы любишь сладкое? Заказать тебе ещё тех пирожных?

Накаго хмыкнул.

- Экая щедрость.

Судзаку сэй пожал плечами.

Эклеры принесли очень быстро, и Накаго и не подумал отказываться.

- Я сейчас уже уходить буду, но да, - сказал Титири, наблюдая за тем, как он ест.

- Сперва ты сделаешь ещё кое-что, - прожевав, ответил Накаго.

- Что?..

- Убьёшь меня.

Титири видимо передёрнуло.

- За тобой долг, - напомнил Сэйрюу сэйси. – Ты не можешь отказать.

- Ты хочешь всё-таки свести меня с ума?

- Нет. Я хочу покинуть сонм голодных духов. За ки я благодарен, - Накаго насмешливо отсалютовал монаху эклером, - но этого мало, чтобы вернуться в кругооборот. А вот после уничтожения буддийским монахом мне, возможно, и дадут возродиться…. хотя бы муравьём, скажем.

Титири невольно улыбнулся.

- Изгнание духа на тебя всё равно грехом не ляжет, - после паузы добавил Накаго. – А я противодействовать не стану.

Монах покачал головой – не в жесте отрицания, впрочем.

- И не советую здесь задерживаться. Живые здесь быстро слабеют, а что тебя в этом случае ждёт, ты уже видел.

- Хватит загонять меня в угол, на но да.

- Ну что ты, - с издевательской улыбкой отрёкся Накаго. – Я просто напоминаю, что на твоём драгоценном кисине желающие убить Судзаку-но мико не кончились. А время в мире смертных течёт быстрее.

- Хай, хай, признаю своё поражение, - поднял Титири руки, обращённые ладонями к визави. Он набрал побольше воздуху, резко выдохнул, опять вдохнул и лишённым эмоций голосом проговорил: - Я сделаю, как ты хочешь, Накаго. Я убью тебя.

Накаго медленно кивнул.

Титири встал.

- Пошли. Незачем тревожить покой этого места.

Сидящие в кафе люди не оборачивались им вслед: ну посидели и по своим делам уходят, чего тут необычного? Ни драки, ни спора – обычные посетители.

За несколько шагов от дверей призрак улицы уже таял туманом; Титири и Накаго остановились. На них теперь были облачения, в которых они покинули мир живых, и снова сквозь пробитые доспехи Сэйрюу сэйси зияла смертельная рана. Монах пропустил меж пальцами зёрна чёток, чувствуя знакомое биение силы. Накаго ждал.

Второй раз за время пребывания здесь Титири зазвучал санскрит. Теперь слова исходили только от Судзаку сэйси, и только ему принадлежало рвущееся вперёд ки… но почему-то ки это опять никак не могло определиться со своим цветом. Впрочем, это было не важно – с завершающим: "КАН!" ки ударило по первому из Сэйрюу ситисэйси.

Накаго развеялся дымом за несколько секунд. Но за эти несколько секунд он успел кивнуть – в знак благодарности, вероятно; а Титири успел пообещать:

- Я замолвлю за тебя словечко. – Накаго исчез. – Может, и не придётся тебе с муравья перерождения начинать, но да… - закончил Судзаку сэй уже в пустоту. Усмехнулся: - Если, конечно, мне за себя просить не придётся… Посмотрим, на но да.

Взметнулась вверх кэса – и монах тоже исчез.

***

- …Титири! Титири! Титири!!.. – Слёзы Миаки-тян капали, словно весенний дождь. – Титири… Ты ведь очнулся, правда очнулся?..

- Миака-тян… - голос звучал непривычно хрипло. – Охайё…

- Титири!.. – Миака заревела по-настоящему, спрятав лицо на груди у Тамахомэ. – Така, он пришёл в себя!..

- Рад, что ты снова с нами, Титири, - вымученно улыбнулся первый из Судзаку ситисэйси. Видно было, что он очень давно не спал.

- Долго я?..

- Сегодня третий день с тех пор, как… - сидящий на крае кровати Мицукакэ-призрак заколебался.

- С тех пор, как погиб Хикō?.. – негромко переспросил Титири, и в голосе его зазвучала печаль.

Целитель молча прикрыл глаза в знак согласия.

- Я был… без сознания, но да?

- Как сказать… без своего согласия, это точно. – Мицукакэ внимательно посмотрел на друга и добавил: - Я думал, безумие поглотило тебя навсегда.

- Я… я не причинил никому вреда? – с тревогой осведомился монах, пытаясь сесть на кровати. Рука шестого сэя удержала его.

- Не вставай. Ты слишком хорошо испытал своё тело на прочность.

- А что до вреда – да кто б тебе его дал причинить? – Норико насмешливо улыбался, но глаза его сияли облегчением. – Ты, дружок, был хорошим безумцем: на окружающих не кидался. Вот только всё порывался куда-то убежать или с собой счёты свести. Но тут уж на страже стоял Норико-сама! – Четвёртый горделиво ударил себя в грудь (браслет обратился наручем), изобразив из себя памятник нерукотворный.

- Спасибо тебе, - ласково улыбнулся Титири.

Нерукотворный памятник вновь стал человеком (пусть и призраком), и лицо его отразило ту же ласковость.

- На то и существуют друзья, нэ, Титири?

- Он очнулся? – в комнату заглянул Тасўки. – Привет, приятель! – засверкали в широкой ухмылке клыки. – Ну и заставил же ты нас подёргаться!..

- Как ты себя чувствуешь, Титири? – серьёзным тоном спросил сопровождавший разбойника Хотохори. Тирико, тоже бывший с ними, не сводил с монаха полного тревоги взгляда.

- Всё уже хорошо, - высокий голос ему сейчас не давался, да он и не стремился к нему.

- Титири-сан, у вас в кулаке…

Четвёртый сэй посмотрел на левую руку. В ней было зажато украшение – камешек на ремешке, обрамлённый камешками поменьше. Монах крепче  сжал это украшение – а потом надел на шею, словно медальон.

- Этот камень… - неуверенно начала Миака.

- Я подарил это Хикō, когда мы были детьми. Странно, он не растворился вместе с обликом Хикō… Ах да, - спохватился он. – Что вы сделали с телом того человека? Ну, с тем телом, которое заняла душа Хикō?

- Мы его уже похоронили, - сказал Така.

- Сō.

- Ты спас своего друга, - негромко проговорил Мицукакэ. – Ты освободил их обоих.

- Я отнял жизнь, но да… Я постараюсь это искупить.

- Но ведь мою жизнь ты спас, нэ? – Миака улыбнулась. – Спас жизнь Судзаку-но мико – уверена, это зачтётся!

- Аригатō, Миака-тян…

- Мō! – внезапно воскликнул Норико. – И всё-таки я так злюсь, что ты нам правду не рассказал!

- Титири-сан, в такой скрытный, - поддержал его Тирико.

- Ну, не дразните его, - засмеялась Миака.

- Мы все рады, что ты пришёл в себя, Титири, - улыбнулся Мицукакэ. – Что ты жив. И… знаешь, эта моя святая вода, с восстанавливающими свойствами… - Он протянул обвязанный тряпицей кувшинчик. – Я ведь не смогу забрать её с собой в следующую жизнь. Так что – я отдаю её тебе. Когда сердце успокоится, с её помощью ты сможешь исцелить шрам.

Глаз Титири изумлённо расширился. Монах бережно принял дар, боясь слишком сильно сжать пальцы на хрупкой глине.

- Спасибо тебе, Мицукакэ… Я постараюсь. Обязательно постараюсь, но да.

Он оглядел лица живых и призраков, лица, на которых отражались любовь и забота. Судзаку-но накама… Свои. Те, ради которых можно пожертвовать жизнью. Увы, не всегда тебе дадут пожертвовать своей жизнью – иногда потребуют чужую. Страшный грех – но страшнее будет, если взамен жизни лишатся они. Обязательно нужно победить мадзина, чтобы не лишились жизни те, кто не погиб, чтобы смогли получить новую остальные. Рука Титири, свободная от кувшинчика, сжалась на висящем на груди камешке. Сердце полнилось теплом. Сэю смутно вспоминались последние дни, когда он был ничем не лучше дикого зверя; держащие его руки; голоса, приказывающие или умоляющие его прекратить и очнуться – и в голосах звучали то гнев, то слёзы. Но на всё это накладывалась и другая память: несколько часов между мирами, в обществе голодных духов и обрывков своего и чужого прошлого; Накаго, произвольно менявший маски собеседника, врага и даже защитника.

Ах да. Маска. Титири скосил глаз и увидел, что та, вместе с остальными его вещами, лежит на табурете у кровати. Однако же маска подождёт. Не стоит подобным жестом оскорблять собравшихся в комнате. Да, маска подождёт.

- Спасибо вам – всем.

***

~Между строк~

Вечная пустота и вечный голод. Единственная возможность хотя бы немного голод утолить – это отобрать у кого-то часть жизни. Да, в конечном счёте ты себе же так и вредишь; но какая духу разница? Идти всё равно уже некуда.

Но всё равно держишься. Долго держишься, прекрасно при этом зная, что однажды решимость лопнет, как и другие иллюзии.

В мир живых далеко не выберешься, так что искушений немного. Но однажды…

…В пустоту приходит монах. Он сошёл с ума, совершив убийство, и душа его явилась сюда, сама не зная, зачем, - просто не желая возвращаться.

И на эту бродячую душу слетелось едва ли не полчище бесов. Потому что свет Ян, от неё исходящий, был так ярок, что почти слепил несуществующие глаза.

Откуда?.. Монах ведь не незнаком. Да, сильный сэйси, но дело не только в этом. Значит, его сан и впрямь чего-то стоит? Даже при том, что сюда он заглянул отнюдь не по дороге в Нирвану?

Но перед тем, как попасть сюда, он уже встретился с голодным духом, занявшим чужое тело. Встретился и убил. И тот – перестал быть голодным духом.

Когда ещё не умер, Накаго что-то слышал про похожую закономерность. Впрочем, не исключено, что за данный случай ответственна Тайицу кун; не стоит забывать о том, чей монах ученик.

Но столько жизненной сил, и совсем рядом. Протяни только руку…

…И он протягивает, разумеется. Всё оказывается легко до головокружения, и тихий голос не то совести, не то инстинкта самосохранения быстро заглушается, как только монах начинает лезть не в своё дело.

И всё-таки не замолкает другой голос, нашёптывающий, что монах может помочь.

И ещё: есть понимание того, что ощущаешь, когда тобой убит тот, кого ты хотел спасти.

И самому непонятно, какое же из побуждений возьмёт верх…

Забавно: монах, Титири – он сам не осознаёт, какой силой владеет, какую силу ему дали его медитации.

Так как всё-таки поступить? Попробовать положиться на "буддийский элемент"? Забрать энергию?

…Или даже – защитить?

Кого он защищает?

А впрочем – не всё ли сейчас равно?

Если у него будет время, он поразмыслит о мотивах своих поступков позже. Может быть, в следующей жизни.

***

- Бедняжка… Теперь и отца лишился, а ведь такой маленький ещё. И что, совсем никаких родичей?..

- Да если и есть, как их искать-то? Эти-то, родители его, пришлые были. И о семье не рассказывали.

- Всё-таки жалко малыша. Кто же теперь о нём позаботится-то?..

Шедший мимо сельских кумушек буддийский монах навострил уши. Нашёл?..

- Добрые женщины, о ком вы говорите?..

- А, тут у нас пожар случился… Только один человек и сгорел, но у него сын остался, маленький совсем, только-только шесть лет исполнилось.

- Мать-то ещё родами померла… И родичей нет, некому его к себе взять…

- Мальчик… Такой светловолосый и голубоглазый?.. – с волнением в голосе спросил монах.

- Да… Весь в мать.

- Масака?.. Хоси-сама, вы – родич?!..

Лица женщин осветились радостью.

- Ведь это так?

- Правда, хоси-сама?

Монах отступил было на шаг, но улыбка с его лица не исчезла.

- Да… вроде как, - ответил он.

- А как вас зовут?..

Монах улыбнулся ещё шире:

- Судзаку ситисэйси-но хитори Титири.

Женщины изумлённо пискнули, взгляды вмиг стали благоговейными:

- Судзаку…

- …ситисэйси!..

Монах разом был взят был под белы руки.

- Хоси-сама…

- Сэйси-сама…

- Мы вас сейчас к старосте отведём…

- Мальчик у него как раз сейчас…

- Какое счастье, что вы пришли!..

Монах вздохнул и покорился судьбе.

…- Так значит, вы – из Судзаку ситисэйси?.. – с уважением – и всё же с недоверием – спросил староста.

Титири молча закатал штанину на правой ноге. "Сёо"-"кладезь" светился на колене вполне убедительно.

- Какая честь… - низко поклонился старик.

- Да что вы… - неловко улыбнулся монах.

- Так вы родич мальчика, да?

- Да. Если это тот, о ком я думаю…

- Да, да, конечно… Малыш, поди сюда!

Из соседней комнаты с опаской выглянул светловолосый мальчик лет пяти на вид. На лице его никакой особой радости по поводу явления родича не читалось.

Зато радость была на лице Титири.

- Это он. – "Хорошо, что с тобой всё в порядке. Я и не надеялся, что ты получишь счастливую судьбу, не с такой кармой… но здесь мы постараемся помочь".

- Я его не знаю! – обвиняющим тоном заявил мальчик.

- Ты и не можешь, -  не обидевшись, ответил сэйси. – Мы виделись слишком давно, чтобы ты меня помнил. – И ведь это даже не было ложью.

- Титири-сама, у меня и в мыслях не было усомниться в ваших словах, - поспешил уверить его староста.

Монах рассеянно кивнул, наблюдая за реакцией мальчишки. Подозрение и недоброжелательность; чует присутствие чужого Зверобога?..

- Титири-сама, вы собираетесь остаться жить у нас?.. Если так, боюсь, дом вам придётся отстраивать заново – сгорело всё дотла. И наследства тоже особенного не осталось…

- Нет-нет, у меня есть, где жить. Я вернусь туда и заберу мальчика с собой. – Тот насупился. – И наследства мне не надо. Разве только – может быть, остались какие-то памятные вещи от… моих родичей, но да?

- Да, осталось несколько, - обрадовано закивал староста, видимо счастливый тем, что и сироту забирают, и слишком большая честь в виде живущего рядом Судзаку сэйси на него не сваливается. – Ну тогда – мы перепоручим малыша вашим заботам, Титири-сама. Когда вы собираетесь отбыть?

- Завтра с утра, вероятно. Если пустите меня на ночлег.

- Разумеется, Титири-сама.

Пока разбирались текущие дела и собирался небогатый скарб осиротевшего мальчика, пообщаться с самим мальчиком времени у Титири не нашлось. Сам же сирота смотрел на монаха по-прежнему с недоверием, но, к тайному облегчению старосты и его домочадцев, криков: "Я с ним не пойду!!" не начинал.

С утра, позавтракав, двое тронулись в путь. Взяв мальчика за руку, монах проговорил:

- Не бойся, когда устанешь, я тебя понесу.

Малыш сосредоточенно кивнул.

Глядя, как они уходят, жена сказала старосте:

- А монах всё-таки не солгал: они и впрямь в родстве. Похожи.

- Конечно, не солгал! – возмутился староста. – Хотя сходства не вижу никакого.

- Да нет же, оно есть… Не по лицу, но всё-таки они чем-то похожи.

Будь на месте проницательной женщины тот, кто ясно видит ки, он бы понял, в чём именно заключается сходство. И подивился бы. Впрочем, такого человека – или нечеловека – поблизости не нашлось.

- Одзи-сан…

Монах скривился:

- Но да… В отцы я тебе ещё гожусь, но уж никак не в деды.

- Гомэн. Титири-сан – вы ведь мне не родич.

- Твоя правда.

Мальчишка напрягся, как струна.

- Но ты не бойся, - добавил монах. – Ничего плохого с тобой не случится. Да, мы не родичи, но я искал тебя. И возьму на воспитание. Дом у меня есть, так что, не думай, бродяжить тебе пока не придётся. И в доме есть хозяйка, уверен, вы с ней поладите.

- Она старше вас?

- Нет, младше. Выберешь сам, как к ней относиться: как к матери или как к старшей сестре. Главное – не вздумай её обижать, а то тогда обижусь я, но да.

Мальчишка напрягся ещё больше.

- Что-то я тебя пугаю, нэ, но да? – вздохнул сэйси. – Сумимасэн. Не привык общаться с детьми. С тобой – тем более.

Некоторое время они шли молча. Потом монах улыбнулся:

- Ладно, нечего нам время терять. Давай-ка я тебя пока понесу, а потом менее долгим путём постранствуем.

Когда позади остались три или четыре поворота, Титири заметил:

- Ну вот, теперь-то вряд ли кто-то из твоей деревни  нас увидит, но да! – а потом, ссадив со спины мальчишку, снял и расстелил по земле кэса.

- Ступай сюда, так будет быстрее.

Его спутник, ничего не понимая, шагнул на плотную ткань – и только ойкнуть успел, когда вокруг всё завертелось, а потом появилось заново, только то всё, что появилось, было явственно совсем другим "всем".

- Стоять, но да! – рассмеялся Титири, ловя не державшегося на ногах от этой круговерти мальчишку.

- Что… что это было?.. – переводя дух, спросил тот.

- Ты что же ребёнка пугаешь? – укоризненно-ласково произнёс незнакомый голос.

Мальчик поднял глаза. На него смотрела богиня. Тёмно-лиловые волосы окутывали её облаком, спускаясь до талии. Прекрасное лицо излучало доброжелательность. Платье не было богатым, но полотно бледно-розового оттенка смотрелось на деве ничуть не хуже шёлка. Мальчик вспомнил стоявшее на семейном алтаре изображение Милосердной Богини. Если это была она, то она выглядела красивее, чем на изображении.

- Тадаима, Кōран, - ласково произнёс монах.

- Окаэри, - улыбнулась богиня. – Это… он?

- Э. – Титири наклонил голову, и в подставленную ладонь упало лицо. Мальчик издал придушённый звук. – А, не бойся, - повернулся к нему сэй.  – Это только маска.

И правда: теперь мальчишка сам это видел. Так вот почему то прежнее лицо монаха казалось неправильным…

Нынешнее было не таким улыбчивым. Мальчик не совсем понял, зачем скрывать его маской: ни уродств, ни шрамов на лице ведь не наблюдалось. Что-то тревожило в нём, правда; что-то, что изучающий, из-за малого количества прожитых лет, ещё не мог определить. Будь он постарше, он бы подумал, что лицо монаха казалось не столько молодым, сколько безвозрастным.

- Ну что же вы на пороге стоите? – спохватилась Кōран. – Заходите в дом. Вы есть хотите? И, Хōдзюн, как зовут мальчика?

- Нет, мы только поели. Зовут… Нака… э-э, я не спросил.

- Мō! – раздался недовольный возглас уже зашедшей обратно молодой женщины. – Вечно ты так!..

Титири улыбнулся. На сей раз – настоящим лицом.

- Пойдём, - подтолкнул он мальчика. – Вижу, моя хозяйка тебе понравилась.

- Так это – она?.. Она – богиня?.. – мальчик помедлил. – Титири-сан – а вы?..

- Мы не боги, - засмеялся монах.  – Я – Судзаку сэй, тебе о таких сказки рассказывали. В она – земная женщина, но, запомни, это стоит ничуть не меньше небожительницы.

Мальчик кивнул.

Ему почему-то чудилось, что когда-то что-то подобное с ним уже происходило. Только тогда это он был хозяином дома, а гостем… Кто был гостем?.. И хозяйка тоже была, может быть, даже та же… Только не жена, а сестра…

Что за странные воспоминания?

Ничего. Скоро он их забудет.

…Вечером, когда он уже заснул, Титири зашёл в его комнату. У изголовья кровать кровати сидела Кōран, как раз в этот момент поправлявшая на спящем покрывало.

- Вот у нас и настоящая семья теперь, - негромко произнёс сэйси. – Я ведь обещал тебе.

- Тс-с, - приложила молодая женщина палец к губам. – Разбудишь.

- Хай, хай… - Титири присел подле Кōран, бережно обняв её за талию. Нежно погладил ладонью по наметившемуся животу. – Скоро наша семья станет больше, - с улыбкой прошептал сэй. – И Накаго придётся заботиться о младшем брате. Или всё-таки о сестре?

- О брате, ты же знаешь. – Она обняла Титири за шею. – И не зови этого мальчика Накаго. Это по отношению к нему нечестно.

- Хорошо. – Сэй, полузакрыв глаза, приник к Кōран, слушая биения сердец. – Ты ни о чём не жалеешь, луна моя?

- Нет. – Она улыбнулась: - Скорее я это должна у вас спросить, господин монах.

- Нет. Не жалею.

- Я рада.

- Я тоже.

Они улыбнулись друг другу.

- Пошли спать, - предложила она. – А то мы всё-таки его разбудим.

- Хай.

Когда они вышли из комнаты Кōран спросила:

- Как ты думаешь, он станет звать меня мамой?

- Надеюсь… А то пока больше похоже, что он в тебя влюбился. Не то что бы я его не понимаю, - подмигнул он. – Но соперника себе воспитывать не хочу.

- Глупый ты… Он же маленький совсем.

- Это пока.

- Глупый. Ты ведь знаешь…

- Знаю. Я шучу.

…Когда второй сын этой семьи родился, его назвали Хикō. Впрочем, иначе и быть не могло.

Вероятно, у всего этого не было права существовать.

Не исключено, что всё это существовало.

12.02.04